Мысли ее вернулись к началу их общей студенческой жизни. Курс будущих филологов был многочисленный. Студенты еще не успели перезнакомиться и поэтому с любопытством приглядывались друг к другу. Катерина первая приметила Аню, которая выделялась среди других не красотой. Красивых, броских девушек на курсе было несколько, Татьяна среди них. Аня же выделялась особой манерой держаться, изяществом, внутренним достоинством, какой-то непостижимой смесью вежливости и простоты. И одета она была не так, как другие студентки. Ничего броско-вычурного, ничего ярко-кричащего. О том, что это называют элегантностью, Катерина узнала гораздо позже. «Наверное, аристократка какая-нибудь», – подумала она тогда. Ей, выросшей в условиях простой, почти примитивной деревенской жизни, Анна казалась представителем какого-то другого, незнакомого и потому манящего к себе мира. «Обязательно подойду и познакомлюсь первая, – решила она. – Может быть, подружимся.» И они действительно подружились. А позже к ним присоединилась Татьяна.
Ее воспоминания прервал муж, Иван. Войдя в комнату, он тихонько приблизился к ней и нежно поцеловал.
– О чем задумалась моя Катерина Большая? Завтракать будешь? У меня все готово.
За завтраком они обычно обсуждали предстоящие на этот день дела. Но сегодня Иван неожиданно заговорил об Анне. Чаще всего он не вмешивался в их дружбу, оставаясь несколько в стороне. Но Катерина точно знала, что он сочувствовал ее подруге и очень осуждал Сергея. Выросший в большой и дружной семье, где слово отца для всех было законом, Иван с детства был убежден в том, что ответственность и надежность – первые и главные мужские качества.
– Совсем плохи дела у Ани?
– Плохи, – откровенно ответила она.
– Такая женщина, как Аня, заслуживает лучшей участи и лучшего мужа, не такого, как этот отеребыш. Но, наверное, не все еще для нее потеряно?
– Думаю, не все. Ей, как и мне только тридцать шесть, и жизнь еще может наладиться.
– Скажи ей, чтобы она перестала жалеть всех подряд и выселила из своей квартиры этого… Пусть дальше сам живет как хочет, – серьезно сказал Иван.
– Вань, ты не будешь против, если придется помочь? – радуясь, что он первый заговорил об этом, спросила Катерина.
– Помочь как?
– И с переселениями этими и… материально. Она ведь не может выселить его в никуда. Он там прописан. Чтобы купить ему самую маленькую и плохонькую жилплощадь, несколько тысяч долларов выложить придется. У Ани таких денег нет, конечно. Мы можем дать ей в долг.
– Со своей учительской зарплаты она нам их тридцать лет отдавать будет, – улыбнулся Иван.
– Не так долго. У меня есть план. Если все удастся, как я предполагаю, через год отдаст, максимум через полтора, – привирая, ответила она.
«Добавим немного времени для надежности и чтобы менее подозрительно было. Так, на всякий случай.»
– Помогай подруге, стратег ты мой любимый, – снова улыбнулся Иван. – Советуешься со мной, а сама уже наверняка в голове все варианты прокрутила. Кто еще может помочь Ане, если не мы?
Стоя под горячим душем, Катерина радовалась тому, как все удачно и естественно устроилось. Ситуация у ее подруги была критическая. Чтобы помочь ей выбраться, деньги требовались немалые. И это не те небольшие суммы, которыми она помогала раньше. Главой в их семейном бизнесе была, конечно, она, но деньги были их общие, вместе заработанные. Катерина ценила свой брак. Она очень хорошо понимала, как ей повезло с мужем. Иван был немногословный, несколько медлительный, но верный и надежный. Его поддержка, согласие и одобрение были ей необходимы.
«Должно, у нас должно все получиться, – размышляла она. – Должно. А если не получится? В любом деле, тем более в такой авантюре, какую я задумала, есть большая доля риска. Если не получится, то что теряю лично я? Только деньги и деньги немалые. Да, ладно, черт с ними, заработаем. Что остается? Остается дружба, а настоящую дружбу ни за какие деньги не купишь. Помогу Ане, без меня, без нас ей не выкарабкаться. Освободится от своего бывшего, а там, глядишь, и остальное наладится. Впрочем, знаю ведь я хорошо ее характер. При любом раскладе ей важно будет со мной рассчитаться.»
10
Когда ровно в 9 дверь открылась и в кабинет вошла Анна, Катерина едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть: Боже мой, да что же это такое? До чего ты дошла! Подругу было не узнать. Все последнее время было не лучшее время ее жизни, но так плохо она еще не выглядела. Осунувшееся серое лицо и глаза… Глаза отчаявшегося, потерявшего последнюю надежду человека. «Нет, о деле с ней сразу говорить нельзя, нельзя ни в коем случае! Надо ей дать время оттаять немного.»
– Привет! Я позавтракать сегодня не успела. Позавтракаем вместе? – и не дожидаясь ответа, распорядилась. – Кофе нам крепкого и пирожных побольше!
С деланным аппетитом уплетая завтрак, она размышляла о том, как разрядить напряженную ситуацию. Не додумавшись ни до чего и решив, что дипломатия тут ни к чему, она начала без предисловий.
– Прежде чем о деле начнем говорить, я хочу тебя спросить… Ань, я же вижу, что что-то еще произошло, что-то, что перевернуло тебя всю… Не держи в себе, поделись со мной. Ты знаешь: мне можно доверять. С друзьями ведь и радость делят, и горе. Радость у нас с тобой еще будет, а горе…
– Настю вчера в садике нищенкой обозвали, и Сергей унес из дома все продукты, все, до последней луковицы. А чтоб нам совсем уже плохо было, и деньги прихватил, тоже все, до последней копейки.
– Иди ты!
– Вот тебе и иди ты. Детям в садик разрешают приносить свои игрушки. Многие приносят, а у некоторых красивые и дорогие. Одна девочка принесла красивую куклу. Настя попросила подержать, а та ответила: «Свою надо иметь, нищенка.» Я изо всех сил стараюсь держаться на поверхности, наивно думаю, что мне это удается, а людям со стороны виднее. Если уже даже дети говорят…
– Дети повторяют то, что говорят взрослые.
– Да знаю я, знаю. Кать, то, что вчера с нами произошло, многое во мне изменило, заставило посмотреть на жизнь другими глазами. Особенно то, что произошло в детском саду. Сергей… Как ни печально об этом говорить, но он – человек без будущего. Я столько за него боролась… но теперь все. Пусть катится вниз дальше, но без меня, без нас. И сейчас главное для меня – мои дочери. Я хочу, чтобы они хорошо жили, чтобы не нуждались, как теперь, в самом необходимом, чтобы больше никто и никогда в жизни не посмел их нищенками называть. Неправду говорят, что бедность – не порок. Порок. Знаешь, в моем классе есть одна девочка. Очень хорошая девочка: умная, добрая, красивая. И вот эта девочка в прошлом учебном году перестала ходить на наши классные мероприятия. В этом году она тоже не пришла на наш вечер по случаю начала учебного года. Я пригласила ее маму поговорить, что случилось. И мама мне говорит: «Анна Петровна, она категорически отказывается ходить на Ваши мероприятия. В прошлом году одноклассники ее обсмеяли, спросили с издевкой: „Ты что, Мартьянова, до окончания школы на все вечера собираешься ходить в одном и том же? Какая редкая верность! А может, у тебя больше и нет ничего?“ Она вернулась домой со слезами, а у меня нет возможности одевать ее, как другие родители одевают своих детей. Я минималку получаю.» И вот, Катя, эта замечательная девочка сидит теперь дома. Хорошо, если в будущем найдется кто-нибудь, кто сможет оценить все то хорошее, что в ней есть… И я не хочу, не могу допустить, чтобы мои дети вот так же на обочине жизни остались. Я твердо решила: пожертвую этим третьим, еще не родившимся ребенком, ради двух, уже родившихся, – и отступать не буду! Выкладывай свой план.
– Слушай и запоминай хорошо, потому что, сама понимаешь, записывать ничего нельзя. Первое…
Они разговаривали около часа. Слушая подругу и стараясь ничего не упустить, Анна в то же время невольно восхищалась ею: «До чего же головастая эта Катерина! В институте я не замечала за ней этой способности стратегически мыслить и выдавать готовые решения самой, казалось бы, нерешаемой проблемы. А, может, и не было у нее раньше таких способностей, может, их жизнь развила? Она вспомнила выкрикнутое недавно: „Я бы на пузе проползла от Костромы до Караваево и обратно, чтобы выбиться из бедности!“ Когда есть такая цель, способности, наверное, могут развиться.»
– Эй, ты меня хорошо слушаешь? – перебила ее мысли Катерина.
– Не сомневайся, конечно, хорошо. Кать, а если мне в школе не дадут этот годовой учительский отпуск? Ведь учебный год только начался?
– Увольняйся к чертовой матери! Только дадут они тебе этот отпуск, обязательно дадут! Кто еще в вашей школе готов отдуваться за все и за всех? Все твои руководители прекрасно понимают, что они потеряют, если ты уволишься. К кому они на уроки будут водить комиссии всякие и всяких проверяющих? Я думаю, я почти уверена, что дадут. Поупрямятся, конечно, но дадут. Самое сложное для нас сейчас не это, с этим мы справимся. Самое сложное – разговор с твоей мамой. Тут врать придется на полную катушку и врать убедительно. Тебе, которая ни врать, ни притворяться не умеет. Да и мне будет непросто, не люблю я врать Вере Игнатьевне, очень я ее уважаю. У тебя еще вопросы есть?
